Мы сидели у Хайкиных в замечательной гостиной, заклееной картинами Давида и гравюрами прошедших времен. Я у них был впервые (меня пригласили на ужин) и был поистине в восторге от разнообразия искусства, меня окружающего. Несмотря на то, что я уважаю хорошую еду, загадочный фиолетовый кот, пышно сидевший, словно на троне, в снежном пейзаже картины, как Горгона уловил мой взгляд и хотел держать меня в плену, однако я не сдался. Мой взгляд взволнованно пробежал с оной картины на другую. «А вдруг найду собаку, пусть и не фиолетовую, которая на меня смотрит открытыми, добрыми собачьими глазами», – подумал я. В поисках желанной собаки взгляд попал в верхний угол гостиной, под самый потолок, на московскую заснеженную улицу: дом, другой, зеленоватый, красноватый, а над ними – красный куб безымянной церкви. Беловатый растоптанный снег внизу, свинцовое небо надо всем. Пейзаж – не идилличен, атмосфера – не ласкающая душу, картина – завораживающая. То, чего не добился фиолетовый кот, добился безлюдный утренний час на московской улице. Картина Давида сейчас висит в моем доме, в Италии. Вопреки тому, что картина попала в чужую культурную среду, она не потеряла свою магнетическую энергию: гости то ею восторгаются, то умоляют ее продать, то говорят о ее магнетизме. Причина этому только одна – создатель воплотил в ней не тот или иной смысл, не ту или иную культуру, не то или иное ощущение, а саму сущность искусства – загадку.                                                                      

Уго Перси / Италия